Замена - Страница 67

Сказать правду, если бы бывший Неспящий отправился бы в этот путь один, то из того слоя, в который он провалился во сне, ему не суждено было бы вынырнуть никогда. Но хитрая ведьма, отдышавшись и придя в себя, исполнила ранним утром Отворяющую Песнь и это помогло. На трехсотой строчке песни веки Еукама дрогнули, а еще через десяток строк он открыл глаза и сел — резко и упруго, так, как умеют делать лишь молодые охотники. Он подозрительно оглядел себя: сквозь прорехи в штанах виднелись перекатывающиеся упругие жгуты мышц, давно иссушенные, совсем недавно похожие на птичьи лапы ладони налились непонятной силой, в голове звенела непривычная пустота — ни одной, даже самой бестолковой мысли!

Он перевел взгляд на спутницу, но та сидела к нему спиной и, ритмично раскачиваясь, продолжала петь.

— Жылыдын, старая ведьма, — вкрадчиво заговорил Еукам, — что ты со мной сделала?

— Ой, — ведьма резво отскочила от него, разворачиваясь в прыжке лицом к Нирраму, — ты встал!

— От твоего воя и мертвый вста…, - закончить он не успел, потому что взгляд его наткнулся на лицо спутницы.

Еукам уже понял, что выглядит так, как должен был бы выглядеть, если бы никогда не стал Неспящим, а всю жизнь гонял бы по пастбищам бараньи отары — крепким и поджарым. Но то, что произошло за эту ночь с Жылыдын — повергло его в безмолвие на долгое время. И второй раз он пробудился от того, что ощутил, как где-то внизу живота появляются какие-то незнакомые ощущения.

Старуха помолодела на добрую сотню лет: сквозь грязные разводы на мордочке на Ниррама смотрели чистые глаза молодухи, да такой красотки, что если расчесать спутанные космы, смыть корку грязи, и нарядить во что-то пристойное, то сваты приехали бы даже из самых дальних стойбищ! А уж размер калыма Еукам даже не стал себе представлять.

О том, что перед ним на самом деле старая Жылыдын можно было догадаться лишь по пыльному и вонючему рубищу, в которое по доброй воле не влез бы и пустынный шакал, спасаясь от ночного холода.

— Что ты с нами сделала, старая задница Оорга?! — Вчера он, конечно, проорал бы эти слова в мерзкую рожу старухи, но теперь из горла вырвался только шелестящий шепот.

— Это не я, — старая…, нет, теперь совсем даже наоборот — очень молодая бесовка, важно собрала свои разметавшиеся лохмотья, и повторила: — это не я! Шестнадцатисторонник постановил вернуть нам силы и поддерживать их до тех пор, пока мы не одолеем Балтара с его демоном.

— А потом, что будет потом? — Подозревая самое худшее, вскричал Еукам. Еще ни один дар Шестнадцати на его памяти не был бесплатным.

— Потом мы умрем, — просто сообщила Жылыдын. — Сразу, как только запечатаем его в прежнюю Брану, мы с тобой умрем.

— Но…

— Перестань! Мне самой не хочется умирать! Но уж лучше так — молодой и полной сил, зная, что порученное мне дело выполнено, чем старой каргой посреди безмолвной пустыни! Но есть неприятный момент и здесь.

Ведьма поднялась и оказалась лишь чуть ниже тоже уже вставшего на ноги Ниррама. Таких высоких женщин народа Оорг Ниррам еще не видел. Он заинтересованно осматривал гладкие лодыжки, показавшиеся под рубищем, а Жылыдын, совсем не смутившись его наглого взгляда, продолжила:

— У нас с тобой лишь десять восходов и закатов. Мы должны успеть. И все это время мы будем с тобой стремительно стареть… А поэтому сейчас мы сделаем вот что…

Еукам успел подумать, что, наверное Шестнадцать все-таки правы, навязывая свой дар, как ведьма сбила его с ног, повалила на спину, с каким-то звериным урчанием взобралась сверху, и…

Дальнейшее Еукам помнил смутно — в памяти осталось ощущение постоянного падения и потом резко нахлынувшая усталость.

Некоторое время он просто лежал, приходя в себя, а когда перед затуманенным взором отчетливо проявились плывущие в синей выси облака, он вдруг с ужасом осознал, что произошло!

— Ты чего наделала, ведьма?! — Вскричал Ниррам, поднимаясь с земли. — Ты осквернила меня! Мне же теперь никогда не стать Неспящим!

Жылыдын, лежащая на спине, не стала собирать на себе лохмотья, еле прикрывающие наготу. Она расслабленно улыбнулась, довольно прищурилась и сказала:

— Перестань, Ниррам. Что ты как маленький? Тебе в любом случае уже никогда не стать Неспящим, а мне одной из Шестнадцати. Через десять дней нас не будет. Так почему, если нам дается возможность пожить немного как нормальные оорги, мы должны себе в этом отказывать? Это же никак не помешает нам? Скоро я должна была увидеть свой сто двенадцатый сезон. Но я никогда не была ни с одним ооргом. Может быть, поэтому я стала такой страшной и злой ведьмой? — Жылыдын рассмеялась.

Не найдя что возразить, Еукам стал преувеличенно внимательно собираться в дорогу, изредка бросая косые взгляды на лежащую ведьму. Но чем чаще его взгляд останавливался на ней, тем меньше ему хотелось куда-то спешить. И в конце концов, не выдержав искушения, он опустился перед ней на колени и, проведя ладонью по всему ее телу — от лодыжки до ямки между ключицами, зарычал и под веселый смешок ведьмы впился в ее рот долгим поцелуем.

— …. и больше никогда так не делай, — откуда-то донесся голос Жылыдын, он открыл глаза и увидел как она, стоя над ним, поправляет на себе лохмотья. — Иначе мы никогда не уйдем отсюда. Хорошо, Еукам?

Когда Первый Сын Оорга взобрался на небо, повис на нем прямо над головами и разогнал редкие облака, ведьма и шаман бежали по степи, подобные молодым волкам — легкие, неутомимые, сильные.

Остановились в пути лишь однажды, когда на пути оказался полузасыпанный песками колодец. Воды в нем оказалось немного, но им хватило, чтобы смочить пересохшие языки. А потом снова был нескончаемый бег, пока уже к закату дня не показались вдалеке синеющие верхушки настоящего леса — первого леса, что пришлось увидеть молодому Нирраму.