Замена - Страница 79

Он остановился напротив гостей, победно посмотрел на них, сидевших с открытыми ртами.

— Ну, теперь-то ясно? Что это противное вере и гибельное учение, к коему хотели вас склонить проезжие еретики?!

— Святой отец, вы сейчас с кем разговаривали? — Невинно поинтересовался Хорст, хлопая глазами. — Так умно говорили… И ничегошеньки непонятно.

— Что-о? Неужели непонятно? Я же уже до самых основ все разжевал! — Отец Родемар, стоявший до этого в позе «Памятник Дагоберу III Победителю», правда — без обязательного коня, разом сник, пожевал губами и сокрушенно произнес: — Ладно, что с вами делать, попробуем еще раз. Итак, …

Но новый поток красноречия аббата остановила раскрывшаяся дверь. Возникший на пороге старец смиренно поклонился отцу Родемару, но едва он разглядел сидевшего за столом Бродерика, как благообразные черты лица исказила гримаса, более соответствующая раздраженному рыночному мяснику, чем монаху старинного ордена.

— Л-лан-н! — Такое слово трудно прошипеть, но отец Ференс его именно прошипел, уподобившись Врагу Всевышнего.

— Здравствуй, дорогой друг! — Маршал поднялся из-за стола и, сделав несколько шагов, обхватил широкие и костлявые плечи стремительно краснеющего Намюра-старшего. — Сколько лет, сколько… — Бродерик растроганно чвыркнул носом и, отстраняясь от монаха, провел рукой по лбу. — Как же я рад! А при дворе говорили, что вовсе ты старый стал. Лжецы! Как же я мог в такое поверить, дружище?

Старый Намюр, не ожидавший такого показного дружелюбия, попытался отпрыгнуть назад, но был заботливо подхвачен подоспевшим Хорстом. И со всей возможной вежливостью перенесен в одно из деревянных кресел за столом.

— Вот так вот, дядюшка, — весело подмигнув старому Намюру, Хорст уселся рядом.

— Спасибо, сынок, — поблагодарил маршал, располагаясь напротив отца Ференса. — Наверное, дорогой Намюр, тебя терзают вопросы? Зачем я здесь? Что мне от тебя нужно? И еще десяток других? Не буду долго рассусоливать и, конечно, ты получишь ответы! Но, во-первых, позволь мне представить тебе моего сына! Этого славного парня зовут Хорст, он мой бастард, но от этого, как мне кажется, только выиграл!

Настороженный взгляд монаха остановился на могучей фигуре Хорста, едва уместившейся в тесноватом пространстве немаленького кресла.

— Обилие силы освобождает человека от необходимости упражнять разум, — пробурчал Намюр.

— Эк ты, святой отец, завернул! — Рассмеялся Хорст. — Но злые языки говорят, что и ты в молодости был не в числе немощных любителей изящных дворцовых развлечений?

— Не врут, суки! — Самодовольно осклабился отец Ференс. — В моей молодости лишь два человека превосходили меня телесно — королевский палач был тяжелее на четверть, и еще один… но он был деревенский дурак и ни в чем, кроме кручения хвостов, не разбирался — ни в дворцовых развлечениях, ни в воинских делах. Поэтому не считается!

— А отец? — Усмехнулся Хорст, припоминая прежние свои стычки с этим Намюром.

— Бродерик? Этот выскочка никогда не был сильным бойцом, — ответил Намюр. — Но он всегда был чертовски хитер и удачлив! У меня… да, пожалуй, ни у кого не было еще никогда такой продолжительной полосы везения! В этом причина его успеха!

— Разве не мы сами создаем себе удачу?

— Сами? А для чего тогда молитва и Всеблагой?

— Никакая молитва не помогла бы вам с отцом в битве при Крозерете! Если бы не его воля и умение, и не твои одержимость и бесстрашие — быть нам всем сейчас рабами в Таубе!

— Откуда ты знаешь, что там было, под Крозеретом?

— Отец рассказывал, — Хорст кивнул на Бродерика, рисовавшего пальцем на столе витиеватые узоры. — Да и в хрониках написано немало о той давней битве.

— Да… — Отец Ференс откинулся в кресле и, улыбнувшись, посмотрел на маршала. — Славно тогда мы покрутились против четырех армий Тауба! И обозы, обозы, обозы! На одном поле за неполную седьмицу три сражения, после каждого из которых мы становились все слабее и богаче! А последнюю битву я уже и не видел: в самом ее начале меня ссадили с коня арбалетным болтом! В… смешно сказать — в правую ягодицу!! — Намюр расхохотался громогласно, но как-то резко осекся и, хмуро поглядев на Бродерика, спросил:

— Ты никому не говорил об этом?

— Я-а? — Удивленно протянул маршал. — Нет!

Сторонний наблюдатель сказал бы, что Бродерик был готов добавить «да я сам, забери меня Всеблагой, только что об этом услышал!». Но маршал только громко сглотнул.

— Ну а кроме нас двоих живых с той поры и не осталось! — Успокоился монах.

— Ну, полно, полно, — примирительно встал между ними Хорст. — Все это дела давно минувшие! Славные, веселые и далекие! Отец Ференс, мы здесь по другому поводу!

— И зачем же?

Хорст задумался. Бродерик, изображая возмущение и негодование несправедливым обвинением в излишней болтливости, замер перед окном. Его борода мелко подрагивала, казалось, что еще мгновение-другое, и он взорвется гневной тирадой.

Аббат, застывший в своем кресле безмолвным арбитром, зыркал черными глазами по сторонам и еле слышно сипел при каждом вдохе.

— Святой отец, — обратился к нему Хорст, — я даю тебе честное слово, что отцу Ференсу не будет причинено никакого ущерба. И очень прошу позволить нам обсудить вопрос… касающийся Его Королевского Величества.

Настоятель недовольно фыркнул, но, поймав тяжелый взгляд бывшего герцога — Намюр угрюмо и пристально смотрел из-под нависших над глазами седых бровей прямо в душу, уступил: