— Крестьяне! В своей бесконечной милости ваш господин, герцог Намюрский, разрешил вам, голодранцы, присоединиться к его войскам, идущим на битву с бандой узурпатора, подло захватившего трехвековой трон Лотерингов! В содружестве с победоносной армией восставшего из небытия принца Лотаря мы отправимся громить сброд ублюдка Бродерика!
Из толпы закричали:
— Самозванец!
— Герцог не наш господин!
Вельможа молча кивнул головой и те же голоса заорали:
— Куда вы меня тащите, скоты! Не бейте по яйцам…. А-а-а!!!
Хорст попытался вытянуть шею, чтобы рассмотреть, кому там из его односельчан перепало от щедрот герцогских кнехтов, но стоявший рядом копейщик резко махнул своим оружием, и по шее стеганула резкая боль, сопровождаемая треском сломавшегося древка. Подобно черепахе Хорст попробовал втянуть голову под панцирь, но никакого панциря на спине не оказалось, а в шее что-то звучно щелкнуло.
Вельможа на крыльце продолжал вещать:
— Повелением принца Лотаря вы и ваша деревня отданы под власть герцога Намюрского, и теперь он ваш господин и хозяин! Всякому, кто присоединится к армии герцога и принца, обещано ежедневное двухразовое питание, доля в добыче, трехмесячное освобождение от податей по завершении похода, и много чего еще, о чем вам, тупоголовые землекопы, знать вовсе не к чему! Кто готов идти за мной, вставайте по правую руку!
Кнехты, услышав этот приказ, погнали пинками и тумаками уже послушное людское стадо к указанному месту. Лишь Хорст, всё еще не пришедший в себя, остался на месте, но и этот протест продолжался недолго — ровно столько времени, сколько потребуется трем хорошо обученным солдатам на отбивание боков строптивцу.
Им не дали взять с собой съестного и запасную одежду — выгнали в поле и направили толпу вслед за хвостом кобылы, на которой неподвижно застыл вельможа, не удостоивший народ после произнесения памятной речи на крыльце и единым взглядом.
Всю ночь их гнали через поля быстрым шагом — почти бегом. Колонна, в которую выстроились спешащие люди, много раз пополнялась толпами таких же несчастных и растерянных крестьян, а ближе к утру их вывели к окутанному туманом берегу какой-то реки, за которой, по пронесшемуся слуху, соединенной армии герцога и Самозванца преградили дорогу войска верного королю маршала Бродерика.
Несколько человек, среди которых затесались и два земляка Хорста, пытались бежать, но их глупая попытка послужила лишь очередным уроком остальным: теперь они волочились по земле, безвольными кулями на прочных веревках следуя за всадниками.
Толпу подвели к огромной куче ржавого хлама, и тот же важный господин, что вещал с крыльца дома старосты, предложил крестьянам вооружаться. Хорст, поковырявшись в свалке, нашел некогда приличный боевой серп, неизвестно сколько времени провалявшийся в сырых подвалах господских замков, плохо сколоченный щит, для верности оплетенный пересохшим ивовым прутом, и кривое копье с едва заостренным обугленным жалом. Правду сказать, даже в Брюннервельде ходили охотиться на волков с бронзовыми наконечниками для копий, а где герцог с Самозванцем нашли такую древность — не взялся предположить даже деревенский всезнайка Вальд, копавшийся тут же — с правого боку.
И сейчас, стоя в кривом крестьянском строю, в первой линии соединенного войска, видя как за рекой колышатся под слабым ветерком черно-белые флаги короля и черно-синие маршала Бродерика, Хорст отчетливо понял, что жить ему осталось лишь до тех пор, пока не будет отдан приказ на переправу. И тогда, не очень понимая, что делает, Хорст опустился на колени, трижды склонил голову в земном поклоне и отчетливо прошептал:
— Господь-вседержитель, забери меня отсюда! Хоть куда, лишь бы подальше! Я отслужу, как посчитаешь нужным! Молиться буду о славе твоей сто раз на дню, нет, двести раз буду молиться, только забери меня отсюда, Господь великий, милостивый! Поставлю свечку размером с ляжку самого сильного быка! Забери!
Где-то в небесных эмпиреях…..
Трое в блистающих одеждах, которым и названия-то подобрать невозможно, сидели в круглой беседке у прохладного фонтана, вкушали райские яблоки и вели неспешный разговор:
— Люди такие скоты, — говорил Первый, прислушиваясь, как шелестит ветер в его сложенных на спине крыльях, — даже просьбу к Господу толком оформить не могут!
— Верно замечено, коллега! — поддержал его Второй, — мечтают о всякой бестолковщине! Эх, моя бы воля — я б исполнял все их молитвы…
Все трое громко рассмеялись. Не от того, что не могли исполнить человеческие мечтания, но от того, что знали, как могут быть исполнены эти желания.
— Точно говорю, — продолжил Второй, — исполнил бы всё! Пусть бы задумались — о чем просят!
— Полагаешь, это будет для них достойным уроком? — Первый вкусил яблоко, и по подбородку потекла светлая дорожка сладкого сока.
— Да чего там! — отмахнулся Второй. — Какой там урок! Для этих короткоживущих ничто никогда не служит уроком. Пока башку не разобьют, так и будут стучать дурными лбами в пол, выпрашивая исполнения своих сиюминутных желаний. Нет, я так просто говорю, с точки зрения нашего развлечения: выполнить десяток молитв, да и посмеяться хорошенько, а то с тех пор как Господь занялся геномодифицированными птеродактилями — в саду нашем стало отчаянно скучно. Вы не находите?
— Ну, десяток, не десяток, — вмешался Третий, расправляя крылья, и вглядываясь в волнующуюся поверхность бассейна, — а трех человечков, молящих Господа об одном и том же, я вижу. Все три просьбы, конечно же, дурацкие. Исполняем?